moshekam

Что изменил 2014-й?

Ольга Седакова

поэт

Уходящий год был, по моему впечатлению, катастрофическим. Мы (страна, я имею в виду) перешли некоторую черту, из-за которой просто вернуться назад невозможно. Возможно ли непросто? Зависит от многого. Борис Дубин в своем последнем интервью — в связи с крымской авантюрой — хорошо определил, что это за черта. Пространство, из которого мы вышли, совсем недавно хорошо описала Людмила Улицкая. На языке горбачевских лет оно называлось «общечеловеческими ценностями»: гуманизмом, законностью, разумностью, исторической вменяемостью.
Грязная, пустая и жестокая болтанка, которую нам предлагают взамен в качестве нашей самобытной национальной идентичности, похожа на подзаборный бред. Смесь протонацизма с неосталинизмом (впрочем, новое в этом сталинизме — только окончательное бесстыдство: жестокости и подлости того режима обычно или замалчивались, или камуфлировались «борьбой за всеобщее счастье» и т.п.; теперь именно этим, низостью и свирепостью, хвалятся). Ненависть и неслыханная наглость — общий тон этой музыки.

Я никогда еще за всю мою долгую жизнь не слышала такого безобразия, которое теперь звучит повсюду (не только в СМИ: они, конечно, задают этот тон — но как охотно его подхватывают соотечественники!). Все эти непристойности ты можешь услышать от соседа, год назад еще вполне добродушного.

Холодная война с внешним миром началась. Начинается и холодная (пока) гражданская война. Конфигурации «близких», «своих» решительно переменились. Раскол происходит в семьях, в профессиональных кругах, повсюду... Даже в церковных общинах и даже за рубежом (в чем я недавно убедилась, повидавшись с православными приходами в Италии). Раскол — а не спор. Людей разнесло в такие далекие области, откуда переговариваться уже невозможно. Остается клеймить других и подбирать им оскорбительные клички. Здесь русский язык не утратил своей находчивости. В том, чтобы сказать что-нибудь прямо, серьезно, без глума и кривляния, — боюсь, уже утратил.

Все это, конечно, не с неба упало, к этому шло. Шло с разных сторон. Месяц назад мне довелось слышать блестящий анализ всей этой подготовки в выступлении Константина Эггерта на конференции во Фрибуре.

Можно сказать, что все эти расколы и самопереопределения — момент истины. Что стало наконец понятно, кто есть кто. От этого не легче. Но, во всяком случае, мы не можем уже не понимать, что для нас наступает по-новому ответственное время