Владислав Иноземцев
(отрывок из статьи Империя на обочине на snob.ru)
Говорят, что в современной России степень поддержки населением действующей власти настолько высока, что эта власть может полностью ассоциироваться со страной и народом. Я убежден, однако, что такое утверждение неверно в принципе: ни одно правительство ни в одной стране не может отождествлять себя со страной и народом: государства и нации — куда более масштабные исторические феномены, чем отдельные правители. Россия не закончится в случае смены нынешнего режима, как не закончилась она ни в 1613-м, ни в 1917-м, ни в 1991 году; как не закончилась Германия в 1945-м или Испания в 1975-м. Поддержка абсолютного большинства никогда не спасала государства от провала в случае, если она направлялась на обеспечение агрессивной и империалистской внешней политики. Напротив, именно неудача в обеспечении имперских целей может сегодня самым безболезненным для общества образом подорвать «легитимность» власти и запустить механизм ее отторжения народом. Иначе говоря, именно в такие моменты от интеллектуальной элиты требуется бросить решительный вызов политической верхушке и переосмыслить понятие патриотизма в таком ключе, чтобы оно относилось прежде всего к народу и обществу, а не к государству и власти.
В свое время выдающийся польский интеллектуал и демократ Адам Михник назвал одну из своих книг «Антисоветский русофил». В этом названии скрыт серьезный смысл: можно выступать против проявлений советскости, но быть другом российского народа. В такой же степени можно быть патриотом, желая поражения собственной власти, даже если она сознательно ввязывается в войну и/или политическое противостояние с другими странами лишь для того, чтобы обеспечить национальные единение и мобилизацию. Поэтому сегодня, на мой взгляд, невозможно называть себя противником путинского режима, но при этом восторгаться присоединением Крыма и расширением «русского мира». Занимая последнюю позицию, гражданин поддерживает режим в самом на сегодняшний день важном: в его абсолютизации государственной власти и государственного «интереса» над интересами отдельных граждан и народа в целом.
Поражение, особенно заслуженное, — чрезвычайно мобилизующее явление. Если посмотреть на историю всех успешно модернизировавшихся в последние десятилетия в экономическом и социальном отношении стран — Германии, Японии, Кореи, Тайваня, Китая, — толчком к ускоренному развитию там служило либо военное поражение, либо мощный экономический провал, который заставлял элиты менять свое отношение к традиционности и прогрессу. В истории России наблюдается практически то же самое: потребовались унизительные поражения под Азовом и Нарвой, чтобы были начаты реформы Петра I; разгром в Крымской войне — для завершения эпохи крепостного права; неудачи в той же Первой мировой — для революций и переворотов 1917 года. На мой взгляд, события 1990-х годов, хотя и были унизительными для значительной части россиян, воспринимались и воспринимаются не как заслуженное поражение, а скорее как случайная и досадная неудача (и власть поддерживает такую трактовку). Именно это обусловливает нежелание перемен и развития, демонстративный отказ от модернизации, попытки не создать, а скорее «придумать» новую реальность, в том числе и за счет внешнеполитических авантюр.
Если нынешние тренды сохранятся в ближайшие годы и десятилетия, они могут завести страну в беспрецедентный исторический тупик просто потому, что остальной мир развивается как никогда динамично, и, оставшись на обочине на какое-то время, мы рискуем больше никогда не вернуться на главную дорогу. Россия сегодня напоминает мне Германию, какой она была бы в 1950 году, если бы советские армии остановились на границах СССР, а союзники ограничились бы освобождением Франции. Или Ирак после первой войны в Заливе, но во главе с Саддамом Хусейном. Имперское наследие не преодолено, модернизация не начата, построение демократического правового общества снято с повестки дня. В этой ситуации без мощного потрясения возобновление развития невозможно (тут опять хочется вспомнить наших лидеров, которые радостно цитируют слова Петра Столыпина о «великих потрясениях и великой России», хотя сами прославляют великую советскую Россию, которая родилась как раз из потрясений начала ХХ века) — и потому лозунг поражения собственного правительства в его наиболее безумных внешнеполитических предприятиях актуален не менее, чем в ленинское время.